Галкин А. П.
 
Курсы лекций
Темы семинаров
Самостоятельная работа студентов
Социологические исследоваения
Публикации Галкина
Публикации Гуляихина
Новости
Гостевая
Контактная информация
статистика посещений
счетчик посещений сайта

Политические партии в системе

международных отношений

При анализе действий субъектов международных отношений деятельность политических партий упоминают очень редко, отводя ей периферийную роль не только по отношению к национальным правительствам и межправительственным организациям, но также по отношению к ТНК и широким общественным движениям. Более того, ряд теоретиков, подчеркивая снижение роли национальных государств в структурировании международных отношений на современном этапе и возрастание роли негосударственных субъектов (СМИ, неправительственные организации и т. д.), политические партии фактически не рассматривают [4; С. 107. 5; С. 39]. Игнорирование деятельности политических партий как субъектов международных отношений в современных концепциях можно объяснить только тем, что сама эта деятельность неоднозначна и многомерна, что ее различные аспекты находятся во взаимном противоречии и к тому же связаны структурными ограничениями тех подсистем международной жизни, где они развертываются. Наметившийся переход западных обществ к постиндустриальной фазе развития ведет к неизбежной трансформации политических партий, что значительно усложняет анализ деятельности последних в силу изменения родовых признаков партий (позволяющих отличать партии от других политических объединений), которые на международной арене и так не всегда четко проявлялись.

Политические партии формировались в странах Запада как самоорганизующиеся социальные системы, имеющие своей целью продвижение в выборные органы и (посредством последних) на государственные должности лиц, имеющих притязания на властные полномочия. По определению Мориса Дюверже, это партии парламентского происхождения, где завоевание места в политических ассамблеях составляет сущность функционирования партии: 'сама причина ее существования и высшая цель ее жизни' [9; С. 13]. Партии были кооперациями независимых кандидатов, имевших в своей основе генетические связи - общность социального происхождения и ее производные сходство условий жизни и социальных интересов. Лишь с появлением рабочих и крестьянских партий (получивших названия в терминах идеологической ориентации: социал-демократические и социалистические), партии приобретают черты, характерные для индустриального общества: постоянно действующую организованную структуру (с четко выраженной дифференциацией ролей), а также атрибутивные свойства: футуристичность и мобилизационность. В основе организационного строения партий доминировали два принципа (отсюда, М. Дюверже подразделял их на кадровые и массовые [9; С. 76]), но в обоих случаях партии перестали быть ассоциациями лиц, претендующих на обладание политической властью, обзавелись административным аппаратом (правда, в кадровых партиях аппарат выполнял не столько управленческие, сколько координирующие функции). При наличии альтернативных путей дальнейшего общественного развития партии должны были представить общезначимый проект будущего: достижение или сохранение такой модели общественного устройства, которая бы обеспечивала комфортное состояние определенным социальным группам.

Деятельность по реализации указанного проекта включает в себя мобилизацию материальных, исключенных из общественного потребления и накопления, и нематериальных (подчинение и организация разрозненных социальных сил, разработка доктрин и социально-политических технологий и т. д.) ресурсов, требует замены ассоциативного объединения отдельных лиц иерархической системой, ограничивающей свободу политической деятельности членов партии. Альтернативность путей дальнейшего развития предусматривает конкуренцию не менее двух глобальных проектов будущего, предусматривающих кардинально иную организацию всей общественной жизни. В отсутствии принципиально иной модели общества, которая воспринимается как реально достижимая, мобилизация ресурсов становится весьма проблематичной. Как справедливо отмечали В. В. Ильин и А. С. Панарин, функции социального представительства и глобального проектирования отсутствуют, когда не существует политики как технологии изменения группового статуса [3; С. 229]. Партии, конечно, представляют интересы определенных социальных групп и слоев в условиях, когда существующая организация общественной жизни представляется единственно возможной, но тогда от их деятельности социальные группы мало что приобретают (или теряют), и вложение ресурсов в партии выглядит малопривлекательным. С исчезновением 'второго' мира альтернативных моделей общественного устройства фактически не существует (за исключением традиционного и религиозного, но они в силу жесткого воздействия социальных норм на поведение индивида мало где популярны). Не получая необходимой ресурсной поддержки от населения, партии ищут другие источники существования (в сохранении партийной жизни заинтересованы функционеры), и здесь все большее значение имеет материальная помощь конкурирующих экономических агентов, в том числе, и международных. В то время, когда политическая организация международных отношений все в большей степени становится моноцентричной, экономическая подсистема, хотя и структурируется от центра к периферии, имеет несколько параллельных иерархий, конкурирующих между собой и делающих ставки на определенные политические силы в различных странах. Впрочем, пока еще не отмерли международные объединения партий, основанные на сходстве идеологических доктрин.

Родоначальниками межпартийной кооперации на основе сходства идеологических доктрин были европейские социал-демократические партии (Интернационал), к которым впоследствии присоединились партии других континентов. Несмотря на то, что социал-демократия имела в различных странах схожую социальную базу, основой кооперации на международной арене были уже не генетические связи, а связи комплиментарности (симпатии, вызванной сходством конечных целей и оценок текущих событий) и солидарности (включавшей взаимопомощь). Генетически социальные группы больше привязаны к своему обществу и территории, нежели к социальным группам, имеющих схожее положение в других обществах. Не случайно во время Первой мировой войны почти все социал-демократические партии поддержали правительства своих стран. В мирное время партии вновь стали налаживать связи между собой в рамках международных межпартийных объединений.

Среди межпартийных объединений наибольшим влиянием пользовались объединения левых сил Социалистический интернационал и Коммунистический интернационал. Объединения правых партий (например, Либеральный интернационал) имели меньше членов, низкую интенсивность межпартийных связей и носили в большей степени совещательный характер. На основе идеологических постулатов и внутриобщественных практик структурировались отношения и внутри межпартийных объединений. Так, Коммунистический интернационал имел жесткую централизованную структуру во главе с КПСС, резолюции которой относительно стратегии и тактики коммунистического движения должны были приниматься как незыблемые. В противном случае могли последовать серьезные санкции (исключение польской компартии из Коминтерна накануне Второй мировой войны). Компартиям из развитых капиталистических стран (особенно, итальянской и французской) удавалось на практике сохранять свою автономию и действовать во внутриполитических делах, исходя из ситуации, но оказывать сколь либо значимое влияние на решения Коминтерна они не могли.

В социалистическом интернационале не было единого центра власти. Там выделялись социалистические партии ряда европейских стран (ФРГ, Франции, Швеции, британские лейбористы), которые имели значительно большее влияние, чем соцпартии менее развитых стран, даже когда не находились у власти в своих обществах. Они могли оказывать серьезную ресурсную поддержку своим коллегам, усиливая конкурентоспособность последних на внутриполитической арене. Приход к власти социалистов после формальной смены режимов в Португалии (1974) и Испании (1977) во многом обусловлен 'гуманитарной' помощью 'братских' партий. КПСС, используя ресурсы Советского Союза и государств Восточной Европы, также оказывала поддержку компартиям западных стран и партиям третьего мира, выбравшим социалистический путь развития, но требовала взамен политической лояльности. Социалисты не имели однообразной доктрины (Шведская модель значительно отличалась от Французской) социализма, единого центра власти и не требовали политической лояльности в международных делах.

Деятельность партий оказывала влияние и на межгосударственные связи в системе международных отношений. Во-первых, 'перипетии межпартийных конфликтов в рамках отдельных государств способны повлечь за собой переход целого государства из одного лагеря в другой или же от вовлеченности в какой либо из лагерей к нейтралитету [1; С. 345]'. Во-вторых, помимо материальной и информационной поддержки партии оказывали на население немаловажное символическое влияние, причем не всегда связанное с идеологическими догмами. Так, за социалистов в Португалии и Испании голосовали, в том числе и потому, что рассчитывали на более быструю и упрощенную интеграцию в систему европейских связей, т. к. в большинстве стран Европы в это время у власти находились социалистические партии [8; С. 296]. На материально-техническую поддержку СССР и его союзников рассчитывали партии, провозглашающие социалистический путь развития. В совокупности это оказывало значительное влияние на конфигурацию политических, Экономических и культурных связей системы международных отношений.

Правые партии не оказывали столь значимого непосредственного влияния на систему международных отношений, а их межпартийные объединения носили скорее ассоциативный характер. Своему возникновению и функционированию в странах третьего мира вестернизированные либерально-демократические партии обязаны отнюдь не Либеральному интернационалу, а ТНК и местной компрадорской буржуазии. Позднее часть из них стали поддерживаться правительствами экономически развитых капиталистических стран как способ конкурентной борьбы с государствами социалистического лагеря. Впрочем, в межгосударственных отношениях правительства, возглавляемые правыми партиями, не отличались идеологической разборчивостью и руководствовались в большей степени национальными и геостратегическими интересами. Либерально-демократические правительства Запада в большей степени поддерживали авторитарные клики и их лидеров (А. Пиночет в Чили, Саид Нури в Ираке и др.), т. к. их деятельностью легче управлять и в экономическом плане они обходятся дешевле.

Материальным выражением институционализации межпартийных объединений стал Европарламент - ПАСЕ (Парламентская ассамблея Совета Европы). Однако к тому времени, когда Европарламент получил возможность оказывать влияние на состояние дел в Европе, идеологическая детерминанта в деятельности политических партий стала сходить на нет. 'Считается, что члены Ассамблеи представляют не правительства, а общественность той или иной страны, и поэтому при голосовании они должны руководствоваться не национальными, а партийными интересами [7; С. 349], в действительности депутаты различных фракций Европарламента в своем голосовании ориентируются в большей степени на внешнеполитическую линию своих стран.

Существование СССР и его союзников порождало возможность альтернативного развития как внутриполитических отношений в отдельных странах, так и международных отношений. С распадом социалистического лагеря, как указывалось выше, реальная альтернативность фактически исчезла. Такие массовые движения как экологическое и антиглобалистское пока не выдвинули проекта альтернативного социального устройства. Они борются не за, а против, и это не дает возможности ни мобилизовать достаточное количество ресурсов, ни разработать стратегическую и тактическую линию поведения. История свидетельствует, что все движения, которые боролись против перемен, не выдвигая проекта альтернативного пути развития (луддиты, суфражистки, антивоенное движение и др.) рано или поздно сходили на нет. Остановить развитие невозможно, можно направить его по иному пути.

В свое время отечественный исследователь А. Б. Зубов отмечал, что в странах Востока за исключением 'маргинальных партий, имеющих идеологическую окраску, все остальные партии - это фактически союзы независимых кандидатов [2; С. 224]'. Поскольку аналогичное явление наблюдалось в свое время и в Европе, то оно трактовалось как издержки роста. Однако, по-видимому, ассоциативное строение восточных партий было вызвано отсутствием реальных альтернатив путей внутреннего развития. На внешнеполитической арене партии могли выбирать между первым и вторым мирами или не ориентироваться ни на один из них, а вот внутреннее развитие восточных государств не предусматривало разнообразия вариантов (за исключением исламизма): модернизация при экономической и технологической зависимости от более развитых стран. Эта гипотеза частично подтверждается направлением реорганизации политических партий в странах Запада. Партии, как отмечает С. Н. Пшизова, из громоздких бюрократических организаций вновь превращаются в гибкие профессионально-электоральные структуры [6; С. 23]. Конечно налаженные институциональные связи (традиционная партийная ориентация части населения Запада, связи с экономическими агентами, оказывающими ресурсную поддержку) и интересы (прежде всего, в сохранении партий как организаций) партийной бюрократии оказывают тормозящее влияние на этот процесс, но остановить его не в состоянии. В партиях все большую роль начинают играть временно нанятые специалисты (сборщики подписей, эксперты по связям с общественностью и т. д.), а партийной бюрократии отводится роль концентрации и оптимального распределения ресурсов. Даже в Швеции (страна, где длительное время господствует идентиарная демократия) социал-демократы стали приглашать электоральных консультантов из США [6; С. 26], что свидетельствует о значительных сдвигах в партийной жизни.

Приведенный пример относительно СДРПШ высвечивает еще одну грань воздействия партий на систему международных отношений: пространственная трансляция удачных образцов деятельности стала сопровождаться привлечением специалистов данной деятельности из иных социокультурных систем. В условиях, когда приход к власти иных политических сил не сулит особых перемен (а приход к власти левых партий в ряде европейских стран не привел к сколь либо значимым переменам ни во внутренней, ни во внешней политике), политическая деятельность становится более персонифицированной и избиратель обращает внимание не столько на партийную принадлежность, сколько на личные качества (точнее на их презентируемый образ) лиц, претендующих на власть. Однако шведские социал-демократы отражали интересы самой большой социальной группы (количественно превышающую все остальные вместе взятые) общества (которую собственно и сформировали своей деятельностью) и имели значительно больший культурный потенциал, нежели другие политические силы. По сути, любой, альтернативный доктрине СДРПШ, проект общественного устройства не отвечал интересам большинства населения, и в этом отношении шведский путь развития выглядел безвариантным. Традиционные формы работы с электоратом при концентрации ресурсов в руках партийной бюрократии долгое время устраивал шведскую политическую элиту, но с начала 90-х годов прошлого века политическое продвижение посредством современных PR-технологий кажется ей более привлекательной. Заимствование удачных образцов деятельности в совокупности с приглашением иностранных специалистов все в большей степени делает партии и политические элиты различных общественных систем культурно однородными, отдаляя их от доминирующих культур своих обществ (за исключением западных стран), поскольку сближение последних идет гораздо более медленными темпами.

Подводя итоги вышесказанному, следует отметить, что деятельность политических партий на международной арене разворачивается главным образом в трех измерениях, каждому из которых присуща своя идентификация в рамках когнитивной схемы 'мы - они'. Во-первых, это политико-идеологическая ориентация, где партии определяют среди субъектов международных отношений (другие партии, движения, национальные правительства и т. д.) 'единоверцев' на основе общности видения идеального общественного устройства и способов его достижения. В настоящее время этот аспект сохраняется в виде традиционно наработанных связей и отношений в институционализированных межпартийных объединениях, но идеологическая ориентация вполне может возродиться в случае придания идеологической окраски социокультурным и экономическим детерминантам (сходство цивилизационных и религиозных установок, места в мировом разделении труда). При возрастании культурного разрыва между партийной элитой и общества не исключено появление контрэлит, культурно более близких к своим обществам, и их политических объединений. Во-вторых, национально-государственная ориентация партийных лидеров, поиск государств, которые могли бы стать союзниками на международной арене в рамках межгосударственных отношений. По сути, здесь речь идет о положении страны в моноцентричной иерархии политической жизни международного сообщества, степени влияния на мировую политику. У каждой партии свои представления о потенциальных союзниках и конкурентах, причем разница в мировоззренческих установках между идеологией партии и правительства потенциального союзника может игнорироваться в угоду геополитическим и макроэкономическим стратегиям. В-третьих, удорожание избирательных кампаний побуждает партии искать 'спонсоров' среди экономических акторов международных отношений: ТНК, межбанковских объединений, а то и просто зарубежных кампаний (в большинстве стран последнее запрещено, но финансовые потоки трудно контролировать). Начинает формироваться экономико-финансовая ориентация партий в мировом масштабе и соответствующая ей экономическая идентичность (привязанность определенных партий к определенным экономическим агентам), которая может не совпадать с политической (правительство может оказывать материальную помощь одной партии, а бизнес совершенно другой).

Таким образом, в условиях глобальной интеграции мирового сообщества при однополярной политической иерархии партии разных стран, с одной стороны становятся более культурно однородными (похожими друг на друга), а с другой, теряя структурообразующие признаки (определенная социальная база, идеология), приобретают все больше номинальных различий. Не случайно тенденция движения к двухпартийной системе в ряде стран (ФРГ, Канада и др.) изменилась на пямопротивоположную. Если раньше партии на международной арене интегрировали различные страны в блоки, дифференцируя последние по политическим основаниям, то на современном этапе развития международных отношений, партии дифференцируют субъектов международной жизни по целому ряду оснований, но способствуют единству и интеграции моноцентричной политической организации мирового сообщества. Последнее не всегда исходит из субъективного желания самих партий, а вызвано необходимостью быть конкурентоспособными на внутренней политической арене, что предполагает воспроизводство определенных видов деятельности, которые объективно способствуют нарастанию вышеуказанных тенденций.

Список Литературы:

  1. Арон Р. Мир и война между народами. - М., 2000.
  2. Зубов А. Б. Парламентская демократия и политическая традиция Востока. - М., 1990.
  3. Ильин В. В., Панарин А. А. Философия политики. - М., 1994.
  4. Косолапов Н. А. Явление международных отношений: современное состояние объекта исследования // Мировая экономика и междунар. отношения. - М., 1998. - ? 5. - С. 98-108.
  5. Международные отношения: социологические подходы. - М., 1998.
  6. Пшизова С. Н. Финансирование политического рынка: теоретические аспекты практических проблем // Полис: полит. исслед. - М., 2002. - ? 1. - С. 18-30.
  7. Рыбкин И. П. Мы обречены на согласие: Выступления, статьи, интервью. - М., 1994.
  8. Социальные реформы и трудящиеся. - М., 1986.
  9. Duverger M. Les partis politiques. - Paris, 1976.

 Copyright © galkin-apgalkin-ap@mail.ru 
BOXMAIL.BIZ - Конструктор сайтов
WOL.BZ - Бесплатный хостинг, создание сайтов
RIN.ru - Russian Information Network 3